"Когда меня видят живым, не верят своим глазам..." | Координационный центр по противодействию наркомании

Худой, больной и грязный, он попрошайничал возле своего дома и привлекался за грабеж. Из наркологии его увозила психиатрическая бригада, потому что он ходил вместе с койкой, к которой его пытались привязать. Когда он попал в реабилитационный центр «Сологубовка», то думал лишь о том, как бы что-нибудь там украсть. Потом, увидев в центре заботу о воспитанниках, решил, что их хотят использовать для… донорства органов. И только спустя несколько месяцев парень понял, как далек был тогда от истины, от настоящей жизни, от любви и веры…Об этом 32-летний Евгений, ныне сотрудник Благотворительного фонда «Диакония», помогающего наркозависимым, рассказывает в беседе с исполнительным директором этого фонда врачом-наркологом Еленой Евгеньевной Рыдалевской.

– Женя, в нашем фонде «Диакония» ты работаешь уже год. Расскажи, нравится ли тебе? Было ли когда-то желание отсюда уйти?

– Конечно, мне здесь очень нравится. «Диакония» стала частью моей жизни — моей новой жизни. Потому что я уже умирал — и именно здесь меня вернули к жизни. За последний год со мной произошло столько невероятных событий! Я начал жить, у меня появились интересы и поменялись ценности, я стал нужен и полезен людям. У меня появились друзья и любимая работа, у меня появилась девушка. То есть я обрел все то, чего я не мог достичь 32 года. Ведь тем, с кем я раньше общался, я был интересен только с корыстной стороны либо как соупотребитель.

– Ты у нас самый младший сотрудник, но при этом самый большой – почти 2 метра ростом. Сорок седьмой размер обуви. И весишь сто семь килограммов. И при этом ты вполне ладно «сконструированный» молодой человек. А вот когда ты приехал к нам на реабилитацию в «Сологубовку», сколько ты весил?

– «Приехал» — это громко сказано. Меня привез отец после психиатрической больницы, куда я попал из наркологии и откуда выпрыгнул со второго этажа… Весил я тогда около 80 килограммов. Я был очень плох — и с физической стороны, и с моральной. Когда меня к вам везли, у меня была только одна мысль — как бы где-нибудь что-то украсть на приходе. Втереться в доверие и унести как можно больше ценного…

– А потом, как ты рассказывал, у тебя появились мысли, что здесь откармливают… на органы.

– Вы знаете, сейчас у меня столько иронии к себе тогдашнему… Я попал в реабилитационный центр с убеждением, что люди вокруг – волки. Я был деморализован и асоциален. На каждом углу слышал: «ты законченный», «тебе нужно сидеть», «тебе нужно сдохнуть». Я нигде и ни от кого не видел поддержки. И, конечно, уже сформировалось такое ощущение, что я совершенно никому не нужен.

И вот я приехал к вам. Здесь была Евгения Всеволодовна, и я почувствовал, что рядом мать. Такое от нее было тепло… Еще помню, меня удивил консультант по химзависимости: вроде чем-то похож на наркомана, но при этом очень хорошо выглядит, хорошо одет, и говорит мне, что он уже… пять лет трезвый! Нет, я такого представить не мог, чтобы человек, который пил запойно и употреблял наркотики, мог оставаться трезвым.

И вот постепенно, пока я прописывал задания, начало приходить осознание того, что измениться — это на самом деле возможно, этому можно научиться. Но единственная проблема была в том, что я не мог поверить, что в центре нам помогают бесплатно. У меня в голове не укладывалось, что могут кормить, одевать, помогать — бескорыстно! И я размышлял: ничего просто так в этой жизни не бывает, видимо, в конце концов меня куда-нибудь, да отправят. Это продолжалось до полутора-двух месяцев моей реабилитации.

— Что же смогло окончательно поломать твое недоверие?

— Я видел, что в реабилитационный центр «Сологубовка» приезжают выпускники, и порой не одни, а с девушками, с семьями. И приезжают не только на электричке, но и на машинах. И приходят к нашим батюшкам, благодарят их. И мои установки, мои мысли, мое понимание — начали меняться.

Я прикипел к этому месту и уже на третьем месяце реабилитации почувствовал, что я тоже хочу быть полезным. И мне очень понравилось быть полезным! Потому что когда тебя используют, это вызывает сопротивление, а когда ты сам чем-то помогаешь – это радует. Началось все с того, что я стал старшим дояром. Мне действительно очень нравилось доить коров, и Евгения Всеволодовна поставила меня старшим, чтобы я обучал новеньких ребят доить. А потом кто-то предложил мне стать старостой в реабилитационном центре. И тут у меня как-то просто «руки развязались», и меня это так увлекло… Я почувствовал свой ресурс. Я старался быть первым.

И если по прошествии трех-четырех месяцев реабилитации я еще не верил, что поеду на адаптационную квартиру, то, когда прошло пять месяцев, я сам себе сказал, что теперь я всегда буду оставаться трезвым, что обязательно буду писать программу. И поехал в центр социальной адаптации…

– Ты в трезвости почти два года. Прошел и реабилитацию, и социальную адаптацию, теперь живешь самостоятельно. Но при этом ты продолжаешь писать программу? Что нового она тебе открывает?

– Программа – это удивительная чудесная вещь. И помогает она не только в трезвости самой по себе. Например, когда я приехал в центр социальной адаптации, я оставался трезвым уже без программы. Но дело в том, что я не умел общаться с людьми. Вообще не умел. И испытывал по этому поводу очень тяжелые чувства. И программа помогла мне преодолеть этот барьер.

Дело в том, что еще с самого раннего детства у меня не было удовольствия от жизни. Я всегда хотел что-то получить для себя, был зациклен на себе. Но, когда получал желаемое, удовлетворения хватало лишь на час-два… И вот в центре социальной адаптации вместе со мной были еще двадцать воспитанников. Кто-то из «Пошитней», кто-то из «Сологубовки». И, конечно, бывали конфликты. И даже если не было ругани, то все равно я многих ненавидел. Получалось, что я постоянно жил в злости, в раздражении. Мне было тяжело.

— И была потребность снять напряжение…

— Уже месяца через два я все чаще и чаще стал думать о том, что есть замечательный инструмент – бутылочка пива, или еще чего покрепче. Но я прекрасно сознавал, что это меня убьет. И тогда я пошел на группу. Мне еще на реабилитации в «Сологубовке» один очень хороший человек, мой куратор и наставник, говорил, что нужно работать по программе. Я попросил его о помощи и начал писать программу. И по мере того, как я писал, я удивлялся все больше. Сначала я осознал, что я всего лишь один из людей, каких множество. И еще, что я человек, который болеет. И то, что вещи, которые я делаю, из-за чего злюсь и осуждаю людей, — это просто отравляет мою жизнь. Постепенно я разобрался, что причина моей злости и ненависти — это зацикленность на себе, на своих желаниях, на том, чтобы другие поступали так, как я хочу, на недоверии к людям.

В той жизни, которая у меня была до реабилитации, я руководствовался принципами: не доверять, ненавидеть, воровать, обманывать. Но эта модель поведения не подходит для нормального трезвого адекватного мира. Просто – не подходит! С этой моделью, имея зависимость, невозможно остаться живым и трезвым. И вот программа реабилитации помогла мне (и продолжает помогать) взаимодействовать с людьми, и, самое главное – давать людям и самому себе право на ошибку, на свои чувства, на свои поступки. При этом я остаюсь невозмутимым, спокойным. А еще у меня получается радоваться за других людей, чего раньше я вообще никогда не умел.

– «Сологубовка» — православный реабилитационный центр, который находится на территории храма. Расскажи о твоем отношении к Церкви. Поменялось ли оно в процессе реабилитации?

– Расскажу правду. Когда я приехал в «Сологубовку», на следующий день священник спросил меня: «А где твой крест?» Это был отец Александр. Я ответил: «Да я и не знаю… Не помню, крещен ли… Я вообще на ваши мероприятия в церковь лучше бы не ходил». В моем тогдашнем понимании священники были людьми, которые ездят на «мерседесах» и, видимо, нечестные.

Первые недели две я ходил в маске, что мне все нравится. Но на самом деле молитвенное правило мне совсем не нравилось. Сейчас я это вспоминаю даже с каким-то стыдом… Я помню, как у меня произошел перелом. Была среда, акафист иконе Божией Матери «Неупиваемая чаша». У меня на тот момент как раз были очень большие проблемы. Я привлекался за грабеж — шли судебные заседания. До этого у меня уже накопилось множество административных нарушений, и все располагало к тому, что меня скоро посадят. Я этого боялся. И, помню, ко мне подошел консультант Александр Сергеевич и сказал: «У тебя действительно ситуация непростая. Иди и молись». Я подошел к отцу Александру и говорю: «Отец Александр, а как мне помолиться? Никогда в жизни не молился». А он мне говорит: «Да своими словами, и еще прочитай акафист».

— И ты молился впервые в жизни…

— Да. Молился искренне, даже плакал. И наутро, в день суда, я тоже молился. И удивительная вещь: за мной приехали (а до этого я сам ездил в суд, никто за мной не приезжал) и привезли на судебное заседание. И там вдруг объявили: «Проходи реабилитацию. Предоставь только справку». Многие ребята с такой же статьей получили реальные сроки, а у меня как-то по-другому получилось. И именно после того случая я начал задумываться: это просто случайность или нет? Потом всплыло в памяти, как я полуголый с белой горячкой ходил по городу Шлиссельбургу, как меня вылавливали на каком-то мосту, на железной дороге… В общем, как я остался живой, до сих пор загадка. Значит, для чего-то это действительно было нужно.

С тех пор утреннее и вечернее правило стало для меня значимым. Я стал просить Бога, и сейчас Его прошу, о каких-то вещах, которые для меня действительно важны. И, что самое интересное, Он мне еще ни разу не отказал. Ни разу! О чем бы я ни просил. Конечно, если это не искушения или что-то тому подобное.

– Женя, попроси, пожалуйста, Бога, чтобы у нас были средства на строительство храма в Пошитни!

– Обязательно попрошу, Елена Евгеньевна!

— Я тебя прервала… И что же было дальше?

— Я стал доверять людям и верить Богу. Я остаюсь трезвым два года и с каждым днем качество моей трезвости растет.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что качество твоей трезвости растет?

– Это целый спектр замечательных изменений, которые со мной происходят! Например, когда я попал в «Сологубовку», и потом, когда проходил социальную адаптацию, у меня был страшный дефект характера – боязнь чужого мнения. Это просто ужас! В небольшой мере это и сейчас еще мне присуще… Я не мог приходить на группу спокойно. Я приходил, сразу же краснел, потел и совершенно себя не принимал. Думал только об одном: как же на меня все смотрят? что сейчас обо мне думают? Или я заходил в метро — и тоже был озабочен только одним: как меня воспринимают другие. Жить с этим просто невозможно! После любого мероприятия я думал о том, что я сказал, как я сказал. И мне казалось, что я сказал и сделал что-то не так и все надо мной смеются и меня не любят. Я начинал жалеть себя. И, конечно, плохо себя чувствовал…

В силу того, что я начал работать в Фонде и должен был часто принимать решения, вынужден был что-то делать с этой болезнью — боязнью чужого мнения. Мне помогли занятия по программе, молитва, общением со спонсором — потихоньку «болезнь» стала уходить. Сейчас все поменялось кардинально. Конечно, на больших сценах я не выступаю, но прийти на группу и высказаться – это теперь мне по силам.

– А ведь мы тебя как-то заставляли выступать на наших внутренних мероприятиях. Недавно ты у нас был на сцене Чебурашкой. Это, конечно, не большая сцена, но все же…

– Да, конечно, этот момент с Чебурашкой я прекрасно помню. Мне хотелось сказать: «Елена Евгеньевна, нет! Чебурашкой я не буду!» Но, во-первых, я чувствовал ответственность перед коллективом. Во-вторых, сама работа подразумевает, что я должен раскрываться. Это важно и для других ребят, и для себя самого̀. Конечно, мне было тяжело, когда этот паровозик на сцене вокруг меня бегал, и я покраснел, как всегда… Но, когда все это представление закончилось, мне было хорошо. И теперь остались приятные воспоминания. И, если мне предложат еще где-нибудь выступить, я соглашусь. Сейчас я понимаю: это не смешно, это здорово!

— Женя, а какое у тебя отношение к священникам сейчас?

– Если честно, это непростой для меня вопрос. Но отношение к священникам у меня поменялось кардинально. Ну, вот я уже рассказывал про те чудесные случаи, которые со мной произошли. После этого в моей жизни появились исповедь, причастие. Если раз в месяц я не исповедаюсь, то уже нехорошо себя чувствую. Регулярная исповедь стала моей потребностью.

Есть ряд священников (это отец Александр из «Сологубовки», отец Алексий, руководитель реабилитационной программы), которые для меня являются примером сдержанности, здравомыслия. Они действительно наставляют и направляют.

Здесь очень важен вопрос веры. Раньше сам я не верил. Но когда я слушал отца Александра и отца Алексия, я понимал, что эти люди действительно верят! И поскольку я им доверял, уважал их, — это и помогло мне приблизиться к Церкви. Сейчас я хожу в храм практически каждые выходные. Утреннее правило, вечернее правило, чтение акафиста с ребятами — все это для меня теперь важно.

И ведь насколько это удивительно! Есть у нас реабилитационный центр «Пошитни», в который, если приезжаешь, скажем, во вторник, то уезжаешь только в воскресенье. И к воскресенью уже очень устаешь. И вот мы едем в воскресенье в Успенский Святогорский мужской монастырь. И после Литургии, к вечеру — уже чувствуешь такую легкость! Не знаю, как именно это «работает»… Семь-восемь лет назад я мог посмеяться над человеком, который верит в Бога. Сейчас — у меня есть желание познавать, быть ближе ко всему этому.

Я знаю людей, которые, увидев меня, начинают креститься. Ну, действительно, то, что я остался живой, это просто чудо! Ну, и кто мне помог? Не было такого человека, который мог бы мне помочь! Хотя и жил я всего в 10 километрах от Сологубовки!.. Вот почему у меня именно такой путь к трезвости? Случайности здесь быть не может. Не знаю, какой у Бога на меня план, но, конечно, я не случайно оказался в Сологубовке.

– Могу тебе сказать, что я у этого огня — Огня Любви Божией — греюсь многие годы. И считаю, что вот всю эту помощь, чудеса, деньги, которые нужны для того, чтобы здесь все работало, Бог считает возможным послать, потому что вы ему нужны. Вы жили в ужасной «стране далекой», где никто друг другу не нужен, ели «из одного корыта со свиньями» — и Бог как любящий отец посылает вам спутников и обстоятельства, благодаря которым вы можете вернуться в дом Отчий. То, что вы нужны Богу, у меня никаких сомнений нет.

И вот эта история, когда ты как волонтер пришел от «Диаконии» в Ленинградский наркологический диспансер и доктор, который тебя видел неоднократно в этой больнице, где тебе не смогли помочь справиться со своей проблемой и из которой тебя увозили психиатры, потому что ты ходил вместе с кроватью, к которой тебя пытались привязать… И вот теперь этот доктор смотрел на тебя как на чудо, не веря своим глазам! Для меня это еще одно свидетельство, что Бог творит чудо с теми людьми, которых Он ждет, любит и ищет возможности выйти им навстречу. Я уверена, что в Царствии Небесном рады каждому, кто сегодня трезвый, чистый и продолжает воцерковление и выздоровление.

– Я тоже безмерно удивлен всему этому. До сих пор, когда я задумываюсь над тем, что было и стало со мной, я иногда не верю. Когда я начинаю об этом думать, когда вспоминаю то, в каком я когда-то был состоянии, мне становится больно и плохо. У меня и мать погибла от алкоголя, и отчим, и дядя. Причем все происходило очень последовательно и быстро. И я помню, как я горел у себя в квартире, как попрошайничал около своего дома…

А сейчас, спустя год и одиннадцать месяцев, у меня есть работа, которую я люблю, у меня есть девушка, с которой все серьезно, у меня есть мои коллеги, с которыми мы дружим, при этом бывая и недовольными друг другом, но искренними. У меня появилась полноценная жизнь! Полноценная жизнь человека, у которого имеются все документы! У меня ведь еще недавно и документов-то не было. Кстати, на днях забирал свой военный билет – там тоже люди чуть сознание не потеряли, когда меня увидели. Ведь большинство тех, кто знал меня прежнего, думают, что меня в живых давно нет. Но я, слава Богу, есть. И работаю в фонде «Диакония». Работаю с радостью, ведь помогать другим — это святое дело, которое нужно делать…

– Женя, я хочу сказать, что и мы очень рады, что ты у нас работаешь. В тебе есть такой огонь, такая внутренняя сила! И, признаюсь, мы, опытные сотрудники, порой обсуждаем между собой: как хорошо, что Бог послал нам Женю, который с нами работает. Наш самый большой младший сотрудник…